Он не мог чувствовать, но она все равно продолжала гладить ладонью по волосам, в которых вместо седины запутались зелёные травинки. Он не мог слышать ее, но она все равно спела ему песню - ту самую, мелодию которой она впервые услышала от него же, а слава нашлись уже сами, проросли в болящем сердце.